Людовику XIV двадцать два года; король молод, красив и полон сил. В июне 1660 года он женился на своей испанской кузине Марии-Терезе, и воспитанная в строгости инфанта вдруг оказалась захвачена вихрем парижской придворной жизни: балы, военные смотры, концерты, пиры, спектакли; ее муж ездил на охоту и танцевал в балетах. Делами государства в это время занимался престарелый кардинал Мазарини, измученный подагрой и другими недугами.

После очередного заседания государственного совета, состоявшегося 24 января 1661 года в Лувре, в покоях кардинала, суперинтендант финансов Никола Фуке вышел в прихожую, и тут к нему подскочил его младший брат Базиль. Неизвестно, какая муха его укусила, но он решил прилюдно перечислить все прегрешения министра: Фуке потратил 15 миллионов на свой замок Во-ле-Виконт, а пенсий раздает больше, чем сам король, чтобы за любую цену купить всех, кто продается. Это бы еще ладно, но Базиль поименно назвал дам, которым Никола посылал по три-четыре тысячи пистолей. Чья бы корова мычала! Разве Базиль не вдавался в непомерные расходы, чтобы понравиться мадам де Шатильон? И, между прочим, всё зря! Ах, так? Кипя от гнева, Базиль Фуке прошел к Мазарини и стал жаловаться на брата ему.

Дядя Людовика XIV Гастон Орлеанский как-то сказал в шутку, пародируя правило из латинской грамматики: Omnia nomina in ET sunt Mazarinari generis (все имена на Е – мазаринского рода), имея в виду Фуке, Блюе, Барте, Милле и Брассе – верных помощников кардинала.

У Франсуа Фуке (именно он сделал своим гербом белку с девизом Quo non ascendet? — Как высоко она не взберется?) было 11 детей (еще пять умерли во младенчестве): пять дочерей стали монахинями, а шесть сыновей сделали неплохую карьеру, получив в наследство от отца, умершего в 1640 году, 816 тысяч ливров и библиотеку в 15 тысяч томов. Старший, Франсуа, стал епископом, сменив несколько городов, а со временем — архиепископом Нарбонна, передав должность епископа Агда младшему брату Луи; отцовская должность рекетмейстера в Парламенте сначала досталась Никола, а от него перешла к Иву; самый младший, Жиль, стал обер-шталмейстером. Никола, которому на момент описываемых событий было 45 лет, при жизни кардинала Ришелье успешно занимался бизнесом (имел доли в Компании Американских островов, Сенегальской компании и Компании Новой Франции, а также Ост-Индской компании; именно ему отец завещал свое собрание географических карт и лучшие в Европе глобусы – земной поверхности и звездного неба); на приданое жены он приобрел замок Во и стал называть себя виконтом де Во; затем переключился на государственную службу, купил за 450 тысяч ливров должность генерального прокурора Парижского парламента и снова женился (его первая жена, Луиза Фурше, умерла в 1641 году) – на 15-летней девушке, союз с которой принес ему связи с важными людьми в столичных кругах. В это время во Франции бушевала Фронда, Парламент проголосовал за изгнание из страны кардинала Мазарини, который предупредил события, уехав в Германию. Официально Никола Фуке вел следствие против Мазарини, но при этом он держал кардинала в курсе расследования через своего брата Базиля.

Базиль Фуке должен был стать священником, как два его брата, однако не стал. Тем не менее, его называли аббатом Фуке, потому что он получал доход от цистерцианского аббатства Барбо, а также аббатств Риньи и Ноайе – в сумме выходило 29 тысяч в год. Пылкий и бесстрашный, аббат Фуке был по-собачьи предан Мазарини и оказывал ему важные услуги: несколько раз навещал кардинала в Брюле, поддерживал с ним тайную переписку, публиковал памфлеты в ответ на «мазаринады» и раздавал от его имени деньги защитникам королевской власти. Несколько раз он попадался в руки фрондеров, но всегда ускользал из них. Когда все волнения улеглись, аббат Фуке хотел получить в виде награды должность генерального викария Парижского архиепископства, но Мазарини не решился на это, зато передал в ведение Базиля полицию, охрану Бастилии и своей особы, позволив ему выдавать тайные письма (т.е. постановления об аресте). Своей новой властью Базиль злоупотреблял: сажал и выпускал кого угодно по своему усмотрению. Однажды, во время прогулки по двору Бастилии, один из узников увидел там борзую и удивился: зачем она здесь? На его вопрос ответил товарищ по несчастью (в прошлом прокурор): борзая укусила собаку аббата Фуке.

В 1653 году Никола Фуке стал суперинтендантом финансов, а Базиль купил право наследовать его прокурорскую должность, хотя был всего лишь советником в парламенте Меца, да и то полтора месяца. Три года спустя аббат Фуке купил у Абеля Сервьена должность канцлера ордена Святого Духа и получил право носить голубую ленту через плечо, точно он принц или вельможа; эту должность он вскоре уступил своему брату Луи. Французское дворянство чувствовало себя оскорбленным выходками парвеню, что не помешало его старшему брату выдать свою дочь Мари от первого брака за маркиза де Шаро (приданое невесты составило 600 тысяч ливров). А Базиль перешел все границы: стал домогаться любви герцогини де Шатильон, то пытаясь купить ее, то запугивая грубостью и угрозами (обещал отрезать ей нос). Мадемуазель де Монпансье писала знакомым: «Если бы адмиралу де Колиньи сказали: жена вашего внука подвергнется дурному обращению со стороны аббата Фуке, он бы не понял, о ком речь, – в его время и имени такого не слыхали.» Но Мазарини не забывал прежних услуг и, хотя не раз отчитывал зарвавшегося аббата Фуке, в конце концов всегда прощал его. Тем же дело закончилось и после скандала в приемной его покоев. Вот только кардинал доживал последние дни, а под его крылом притаился соперник всесильного суперинтенданта.

Шестого февраля в галерее Лувра, где шли приготовления к очередному балету с участием короля, вспыхнул пожар. Мазарини пришлось перебраться из Лувра в особняк на улице Пти-Шан, а оттуда в Венсенский замок, где для него отделали апартаменты. Королева-мать переехала туда же, чтобы жить рядом с кардиналом, затем прибыл и Людовик с беременной женой. Для развлечения короля Мазарини, превративший рвы замка в зверинец с львами, тиграми и медведями, устраивал роскошные праздники, которые организовывал Франсуа Ватель – управляющий имением Сен-Манде, находящимся рядом с Венсенном и принадлежавшим Никола Фуке. Хотя здоровье кардинала внушало всё больше опасений (22 февраля король и королева-мать провели у его одра два часа и вышли в слезах), он продолжал следить за политической жизнью: 28 февраля в Венсенне был подписан договор между Людовиком XIV и Карлом IV Лотарингским, по которому французский король получал в свое распоряжение коридор между Мецем и Фальсбургом, шириной в два километра, чтобы ездить в Эльзас по своей территории, а 29-го король с супругой встречали свою тетку Генриетту Французскую – вдову казненного Карла I, приехавшую на родину из Англии со своими детьми; ее дочь Генриетта Английская должна была вступить в брак с Филиппом Орлеанским, младшим братом Людовика XIV. Кардинал же, чувствуя, что конец его близок, решил выдать замуж свою племянницу Марию Манчини за коннетабля Колонна, чем сильно расстроил ее, ведь Мария всё еще любила Людовика и не утратила надежды на возвращение взаимности.

Третьего марта Мазарини стало так худо, что он принял последнее причастие и написал завещание, оставив всё свое имущество королю (Людовик предсказуемо отказался). Больной, страдавший от острого нефрита, уремии и отека легких, задыхался, и королева-мать, жившая через стенку от его спальни, всю ночь слышала его хрипы и стоны. Так продолжалось несколько дней; не выдержав, Анна Австрийская перебралась в спальню своего сына. Пятого марта во всех парижских церквях начались сорокачасовые публичные молебствия, что обычно делалось только для королей. Шестого Мазарини продиктовал окончательный текст завещания, сделав своим наследником маркиза де Ламейре, недавно женившегося на его племяннице, и оставив два миллиона ливров на основание Коллежа Четырех Наций, где должны были обучаться шестьдесят молодых дворян из недавно присоединенных провинций (Эльзас, Пиньероль, Артуа, Руссильон); новое учебное заведение получило также библиотеку кардинала, открытую для всех литераторов дважды в неделю. Среди пяти душеприказчиков Мазарини были Мишель Летелье, Никола Фуке и 42-летний Жан-Батист Кольбер.

Седьмого марта кардинала соборовали. Он дал последние наставления королю и рекомендовал ему трех главных министров: 58-летний Летелье, самый старший из них, – мудрый и верный человек, опытнейший военный министр; 50-летний де Лионн – достойный дипломат и ловкий переговорщик; Никола Фуке хорошо разбирается в финансах, но может дать дельный совет и по другим государственным делам, к тому же он оказал монархии большие услуги во время Фронды. Если умерить его страсть к строительству и женщинам, он способен на великие дела! Это представление было необходимо, поскольку Людовик – неопытный и замкнутый молодой человек, во всём доверявший кардиналу, – плохо знал Фуке, отчитывавшегося непосредственно Мазарини. Кардинал добавил: «Я обязан вам всем, сир, но надеюсь в некотором роде уплатить свой долг, подарив вам Кольбера.» На следующий же день Кольбер был назначен интендантом финансов (теоретически он был подчиненным Фуке, но на деле должен был следить за его деятельностью, предупреждая злоупотребления), и Мазарини отныне заботился только о спасении своей души. Облегчив ее исповедью, он скончался в ночь на 9 марта, в третьем часу.

Когда это случилось, король проснулся, позвал свою кормилицу, спавшую в той же комнате, спросил ее взглядом (чтобы не разбудить спящую жену), умер ли кардинал, и, получив утвердительный ответ, оделся и велел позвать к себе Летелье, Фуке и Лионна вместе с госсекретарями. Главным министрам он приказал докладывать себе обо всех делах и направлять к нему всех искателей милостей. Канцлер не должен прикладывать печать без его приказа; совет будет собираться дважды в неделю – по понедельникам и четвергам, в таком же узком составе – для решения внутренних текущих вопросов, а об иностранных делах де Бриенн сможет говорить в присутствии короля и трех министров в любой день по утрам. Вечером того же дня Людовик вернулся в Париж и несколько месяцев избегал Венсенна.

Тело кардинала выставили для прощания в Венсенском замке, куда толпами устремился народ. 11 марта в часовне Сент-Шапель при замке отслужили заупокойную службу без лишней помпы; тело его преосвященства похоронили в ризнице той же часовни, а его сердце отправили в монастырь театинцев св. Анны напротив Лувра. Страница истории была перевернута, теперь всех занимало настоящее и будущее: кто станет главой правительства вместо Мазарини? В способность молодого короля «самому стать своим правительством» пока еще никто не верил.

При дворе всё решают интриги и деньги. К моменту смерти кардинала суперинтендант финансов стоял во главе мощного клана, наводнив двор своими креатурами и шпионами. Робкий и безликий Летелье угрозы для него не представлял; умный, но ленивый гедонист Лионн находился целиком в его власти, поскольку Фуке платил его игорные долги. Зато амбициозного Кольбера он быстро раскусил и решил действовать на опережение: первому попросить аудиенции у короля и покаяться в былых прегрешениях, прежде чем на них укажет его соперник. Людовик принял Фуке в Лувре, в малом кабинете, и узнал о том, что государственные финансы находятся в беспорядке, потому что страна еще не оправилась от войны с Испанией, когда приходилось нарушать правила ради достижения результата, например, платить кредиторам высокие проценты. Но в будущем Фуке откажется от этой практики, и всё будет хорошо. Королю, мало понимавшему в финансах, очень хотелось в это верить. Казалось бы, всё идет прекрасно: Фуке заручился монаршим доверием, ведь Людовик дает ему тайные поручения и позволяет вмешиваться в иностранные дела. Но раз в неделю к королю приходил Кольбер с черной бархатной папкой подмышкой – журналом доходов и расходов. Цифры – упрямая вещь: суперинтендант по-прежнему занимает деньги под ростовщические проценты, идет на уступки своим друзьям-финансистам – пора уже стукнуть кулаком по столу, выпотрошить всех этих подрядчиков и казнокрадов, наворовавших миллионы, и покарать их главаря. Разумеется, Кольбер не уточнял, что у Фуке нет иного выхода, кроме новых займов, поскольку налоги за 1662-й и 1663 годы потратили, не успев собрать. Ему нужно было свалить своего соперника, чтобы занять его место, а там будет видно.

В душе короля бушевал праведный гнев, однако крестник и воспитанник Мазарини давно научился скрывать свои чувства. Чтобы не вызвать подозрений у Фуке, Людовик обласкал его родных и друзей, однако в рамках разумного. Например, Жиль Фуке, претендовавший на должность губернатора Турени после смерти маркиза д’Омона, ее не получил (губернатором стал граф де Сент-Эньян), зато протеже Никола Фуке, Франсуа де Нёшез, был назначен вице-адмиралом и генеральным интендантом морского флота и торговли со странами Запада. Решение об отставке суперинтенданта король принял уже 4 мая, но осуществление задуманного отложил до осени, то есть до сбора урожая, чтобы обеспечить поступление в казну налогов.

Казнокрадство – дело обычное, кто не без греха. Но Кольберу удалось раздобыть куда более важную информацию. На острове Бель-Иль у берегов Бретани, который Фуке купил еще в 1658 году по просьбе Мазарини (чтобы не попал в руки герцога де Бриссака) за 1 300 000 ливров, уплатив 400 тысяч наличными, а на остальную сумму выдав векселя на имена разных кредиторов и оформив купчую на подставное лицо (королевского секретаря Флорио), ведутся крупные фортификационные работы! Чтобы разведать всё хорошенько, Кольбер попросил своего кузена Кольбера де Террона, губернатора Бруажа, отправить туда шпиона, переодетого купцом. Доступ на остров был закрыт, однако мнимый купец сумел причалить к нему на кораблике с десятью бочками вина. Оказалось, что Фуке содержит гарнизон в 200 человек под командованием господина де Монтателона, который подчиняется только ему и маркизу де Креки. Друзья Фуке называли Бель-Иль королевством; там находились 400 орудий, бомбы, мортиры; хозяин свез туда оружие на 6000 человек и заказал военные корабли в Голландии! Это уже попахивало бунтом и государственной изменой.

На самом деле оружие и боеприпасы предназначались для колониальных экспедиций на Антильские острова. (Фуке купил тишком Труа-Ривьер на Мартинике и собирался превратить это местечко в порт, куда корабли отправлялись бы с Бель-Иля.) Возможно, если бы Фуке узнал об этой интриге, он сумел бы оправдаться, но Кольберу удалось провернуть дело так, что даже фрейлины королевы-матери ничего не знали и не смогли предупредить платившего им Фуке. К тому же Людовик, весело проводивший время в Фонтенбло между охотой, балетами и комедиями и заведший интрижку со своей свояченицей Генриеттой Английской, казался всем пустоголовым юнцом; даже Кольбер еще не подозревал о его властолюбии, завистливости, злопамятстве и любви к театральным эффектам.

Именно король разработал план по устранению Фуке, становившегося опасным. Его нужно каким-то образом лишить должности генерального прокурора и судить чрезвычайным судом: в Парижском парламенте у него куча друзей и должников, они не выдадут. Следует воспользоваться созывом провинциальных штатов в Бретани, заманить Фуке в Нант, подальше от друзей, арестовать там, а потом отправить несколько гвардейских рот захватить Бель-Иль.

Уши у стен всё-таки были: маркиза д’Юксель, шпионка Фуке, раскрыла ему добрую часть коварного плана, а также то, что в интригах участвует его брат Базиль, и посоветовала не верить добродушному выражению на лице короля. Но Фуке был слишком уверен в себе и лишь принял ее слова к сведению, не последовав доброму совету.

В конце июня король вызвал к себе супериндентанта финансов и сказал, что хочет располагать личным фондом в миллион ливров. Потом он заговорил о необходимости реформировать Парламент, посулил Фуке должность канцлера после смерти Пьера Сегье, а пока пообещал орден Святого Духа. Рыбка клюнула на приманку: Фуке предложил продать свою должность генерального прокурора и дать королю миллион, тот сразу согласился.

В начале июля цена пшеницы лучшего качества в Париже достигла 25 ливров за сетье (152 л), тогда как год назад она составляла 15 ливров. Несмотря на рост цен, 11 июля Фуке устроил в своем замке Во-ле-Виконт блестящий праздник для двора, на котором Мольер представил свою «Школу мужей». Через десять дней протеже министра маркиз де Креки получил должность генерал-капитана галерного флота (Фуке купил ее для него за 200 тысяч ливров, уговорив маркиза де Ришелье отказаться от своих притязаний с помощью фрейлины королевы-матери, мадемуазель де Ламот). Таким образом, Фуке получил контроль над флотом в Тулоне и Марселе – к большой досаде короля.

На следующий день после назначения Креки в Фонтенбло представили «Балет времен года», роль Нимфы исполняла фрейлина Генриетты Английской Луиза де Лавальер, которой было почти 17 лет. При развращенном французском дворе ей уготовили неблаговидную роль «ширмы» для прикрытия связи Людовика с Генриеттой (король быстро отдалился от кроткой, но скучной жены, а новоявленная герцогиня Орлеанская страдала от ревности мужа, который при этом предпочитал женщинам мужчин). Луиза об этом ничего не знала и поверила в искренность короля, тот же, в свою очередь, был очарован ее простодушием, а главное, фразой, которая вырвалась у нее после их первой встречи: «Ах, если бы он не был королем!» Наконец-то нашлась женщина, полюбившая его ради него самого, а не ради его высокого положения! Кроме того, Луиза оказалась прекрасной наездницей, разделяла страсть Людовика к охоте, его любовь к музыке и пению, хорошо танцевала и была начитанной девушкой. К концу июля они стали любовниками.

Никола Фуке узнал об этом от одного из своих шпионов – отца Леруа, общавшегося с духовником королевы-матери. Он решил сделать королевскую фаворитку своей союзницей, предложив ей 20 тысяч пистолей через госпожу дю Плесси-Бельер. Вот что значит судить обо всех на свой аршин и не принимать в расчет искренние чувства! Луиза отказалась от денег, заявив, что и за большую сумму не пойдет на предательство любимого. Осознав свою ошибку, Фуке встретился с ней и принялся расхваливать достоинства короля. Бедная девушка не знала, как ей быть, однако в тот же вечер решилась и, дрожа и смущаясь, рассказала Людовику о попытке подкупа. Король был в гневе, нет – в ярости! Фуке посягнул на его личную жизнь, уязвил его в самое сердце! Отставки мало: он будет уничтожен.

Удивительно, но Фуке так и не понял, насколько большой промах он совершил, и тотчас сделал другой: сказал королю в начале августа, что Анна Австрийская попросила у него 200 тысяч ливров на обустройство монастыря в Валь-де-Грас с условием не говорить об этом сыну. Сам подкинул козырь, которым можно было побить его главную карту! До сих пор королева-мать была на стороне суперинтенданта, исправно снабжавшего ее деньгами на благотворительность, Кольберу не удалось склонить ее на свою сторону даже с помощью ее давней подруги герцогини де Шеврез. И вот теперь Фуке, желая показать королю, что «все мы люди, все мы человеки», не каждую статью расходов возможно занести в гроссбух, фактически сделал Анну Австрийскую своей соучастницей в расхищении казны! Людовик в присутствии Кольбера объявил матери, что в Нанте Фуке арестуют, а в ответ на ее негодование выложил свой козырь: «Вы знаете, матушка, что я ни в чем вам не откажу, почему вы не попросили денег у меня? Судите же о верности человека, который вас предал.»

Одиннадцатого августа Фуке вошел к королю со счастливым видом: он продал свою должность генерального прокурора своему другу де Арлэ и принес миллион, за который не просит ничего взамен, уверенный в том, что король отблагодарит его сам. После его ухода Людовик сказал Кольберу: «Прекрасно, он сам надел на себя кандалы». При этом он любезно принял приглашение Фуке приехать с матерью и всем двором на праздник в его замок Во-ле-Виконт, 17-го числа.

Этот праздник Фуке готовил четыре недели с помощью своей молодой жены Мари-Мадлен де Кастий, привечавшей у себя весь литературный Париж (Лафонтен посвятил ей два небольших стихотворения). Мари-Мадлен также осуществила надежды мужа на продление его рода, подарив ему сыновей — Луи Никола и Шарля Армана (первенец, Франсуа, умер четырех лет от роду) – и дочь Мари-Мадлен, а 7 июня разрешилась от бремени их младшим сыном, которого Фуке назвал Луи в честь короля. Роскошный парк, клумбы, фонтаны; ужин, накрытый на 80 столах, с тридцатью буфетами и пятью переменами блюд (фазаны, перепелки, овсянки, куропатки) на золотой посуде для почетных гостей и серебряной для остальных. На десерт Франсуа Ватель приготовил сюрприз – взбитые сливки; Мольер и Люлли представили комедию-балет «Докучные», сочиненную за две недели специально к этому дню: это была сатира, изображавшая разные типы придворных, Мольер играл в ней несколько небольших ролей. Комедия Людовику понравилась; по его просьбе, Мольер даже добавил еще одного персонажа – страстного охотника на оленей Доранта. Кроме дивертисмента, были еще балет, фейерверк и иллюминация. «Ах, мадам, неужели мы не заставим всех этих людей вернуть украденное?» – шепнул король на ухо матери.

На следующий день после рокового праздника в Нанте открылись Бретонские штаты, которые король созвал в июле. Не прошло и двух дней, как королевские комиссары получили просьбу об отзыве исключительной привилегии на ловлю трески у Ньюфаундленда, предоставленную корсару Никола Гарго по прозвищу «Деревянная нога» – креатуре Фуке. Но это еще не всё: 25 августа, на заседании государственного совета, Людовик предложил отменить тайные выплаты наличными. «Так я уже ничто?» – воскликнул Фуке. (Или подумал про себя.)

В Нант он отправился нездоровым, страдая от приступов малярии; его сопровождали жена и де Лионн; Кольбер и Летелье ехали следом. Людовик прибыл в замок Анны Бретонской 1 сентября и тотчас принялся разрабатывать план ареста Фуке. Днем позже он улыбался своей жертве, явившейся в замок на заседание совета, несмотря на жар. После заседания король велел позвать к нему д’Артаньяна, капитана «серых» королевских мушкетеров: он не мог доверить арест Фуке капитану лейб-гвардии де Жевру, который был на жалованье у суперинтенданта (как и половина двора), но д’Артаньян сам лежал в постели с температурой, поэтому операцию решили перенести на два-три дня. Эти двое суток Фуке пребывал в счастливом заблуждении: он был уверен, что опала ждет Кольбера.

В воскресенье 4 сентября д’Артаньян поправился настолько, чтобы явиться к королю и получить приказ об аресте суперинтенданта финансов в обстановке строжайшей секретности. Свою роту он поднял еще ночью, объявив ей, что на утро якобы запланирована королевская охота (королевские мушкетеры должны были охранять короля вне его резиденций). Вместо охоты Людовик созвал заседание государственного совета, которое затянулось до 11 часов. Задержав Фуке под каким-то предлогом, король притворился, будто ищет на столе нужную ему бумагу, а сам выглянул в окно – там ли д’Артаньян. Там. Капитан королевских мушкетеров мог произвести арест только вне дворца, потому и ждал Фуке во дворе, но прежде Летелье должен был подтвердить ему приказ короля. Но Летелье задержала беседа с каким-то придворным; Фуке, спустившийся по большой внешней лестнице, успел сесть в носилки и покинуть замок. Получив, наконец, приказ, д’Артаньян захватил с собой полтора десятка мушкетеров и побежал искать Фуке, нагнав его на площади Св. Петра, неподалеку от собора. Узнав, в чем дело, Фуке был ошарашен. Его секретаря Поля Пелиссона (протестанта, поэта, автора истории Французской академии) тоже арестовали; обоих отвезли обратно в зáмок и посадили под замóк.

Извещенный об аресте, король собрал придворных в кордегардии и сделал объявление. Они будут удивлены тем, что случилось, но он был вынужден так поступить из-за неотложных обстоятельств. «Я хотел нанести ему удар, пока он считал себя любимцем счастия и находился в краю, где пользовался почетом», – пояснил Людовик, добавив, что отныне сам будет управлять финансами: должность суперинтенданта упразднена. На следующий день ему исполнилось 23 года.

Когда благочестивая мать Фуке, Мари де Мопеу (благодетельница больных-бедняков, которых она лечила сама, и каторжников, которым она помогала материально), узнала об аресте сына, она упала на колени и сказала: «Благодарю тебя, Господи! Я всегда молила Тебя о его спасении, теперь он на пути к нему.» Ее, однако, посадили под домашний арест, как и жену суперинтенданта; братьев отправили в ссылку, друзей и близких, которые не успели сбежать, арестовали; гарнизон Бель-Иля сдался лейтенанту королевских гвардейцев Жезену, не оказав сопротивления. Наибольшее потрясение испытали литераторы, художники и артисты, которым покровительствовал Фуке.

Опального министра доставили в замок Анже, заперев вместе с ним личного врача Жана Пеке и камердинера. Его дома в Париже, Сен-Манде и Во, квартиру в замке Фонтенбло и комнату в Лувре опечатали, бумаги изъяли. Обыск проводил лично Кольбер, горевший желанием отправить своего врага на виселицу. В Сен-Манде за зеркалом оказался спрятан план круговой обороны, составленный Фуке в июне 1657 года, когда он был не в ладах с Мазарини, и измененный в начале 1659 года: там было подробно расписано, что должны сделать друзья Фуке в случае его ареста. Города Кале, Эден, Амьен, Бетюн, Мезьер закроют ворота, вооружатся и потребуют его освобождения. Форт Гам в Пикардии станет сборным пунктом его сторонников. (Форт Гам принадлежал Базилю Фуке, с которым Никола потом поссорился, поэтому во второй версии плана вместе него указаны Мон-Сен-Мишель и Бель-Иль: капитан Гинан должен был собрать в Бель-Иле небольшую флотилию, вооружить корсаров и брандеры, чтобы провести морскую операцию в устье Сены.) В Бретани Фуке принадлежали Конкарно, Генган и герцогство Пентьевр; 2 июня 1658 года губернатор Конкарно Деланд письменно обязался служить и повиноваться только Фуке, не иметь сношений с лицами, которых он укажет, и сдать Конкарно лишь тому человеку, кого он назовет. Губернаторства Геранды, Круазика и Мон-Сен-Мишель Фуке передал маркизе д’Ассерак, действовавшей от имени несовершеннолетнего сына и беззаветно преданной Фуке. В Париже за него должны были вступиться члены Парламента, придворные, финансисты и прочие иждивенцы. План был полон противоречий и явно написан в минуты дурного настроения, но он стал неопровержимым доказательством покушения на величие, тем более что недавние события, казалось, подтверждали преступные намерения Фуке: 29 августа 1661 года его агент должен был закупить в Бордо порох, сухари и пеньку для Бель-Иля через вице-адмирала де Нёшеза. Участь Фуке была решена; королевский совет по финансам, заменивший собой суперинтенданта, возглавил Кольбер.

Одновременно с Фуке арестовали шесть десятков финансистов, которых теперь предстояло судить. Судебная палата, учрежденная Парламентом для расследования всех финансовых преступлений с 1635 года, собралась 3 декабря во Дворце правосудия, однако быстро переместилась в пристройку Монетного двора. Фуке тогда находился в замке Амбуаз; 31 декабря его привезли оттуда в Венсенн, под улюлюканье толпы.

Первые допросы начались в марте 1662 года. Расследование доверили канцлеру Сегье и первому председателю Парижского парламента Ламуаньону, уже имевшим опыт политических процессов, поэтому оно сопровождалось запугиванием, шантажом и подкупом судей. Король тоже мог приструнить слишком независимых судей и торопил с вынесением приговора, но при этом требовал, чтобы суд, при всей его суровости, был честным.

Фуке пытался оправдаться; жена и мать, которым позволили остаться в Париже, строчили прошения и ходатайства; друзья тоже опомнились и подали голос. Пелиссон, заключенный в Бастилию, написал там «Речь к королю от одного из его верных подданных о процессе г. Фуке», а затем «Вторую защиту г. Фуке»; Лафонтен сочинил «Элегию нимфам Во», благодаря опального мецената за все его благодеяния. За три года судебных слушаний из речей адвокатов Фуке в его защиту составили десять томов in folio, но это ничего не изменило: 21 декабря 1664 года Никола Фуке признали виновным в растрате государственных средств, за что ему грозила смертная казнь. Однако из 22 судей только девять высказались за высшую меру, и Фуке приговорили к конфискации имущества и изгнанию из королевства. Эта новость вызвала бурную радость даже среди простонародья: общеизвестная предвзятость судей возбудила сочувствие к подсудимому. Зато Кольбер был разочарован, да и король тоже. Людовик весьма своеобразно воспользовался своим правом помилования, заменив изгнание пожизненным заключением в крепости Пиньероль: он не мог допустить, чтобы Фуке, сохранивший немалое влияние, скрылся за границу. Судьи, не исполнившие королевскую волю, были разжалованы, богатым финансистам тоже пришлось несладко, а вот вельмож-клиентов Фуке оставили в покое. Поль Пелиссон так и не отрекся от Фуке, но его всё же выпустили из Бастилии. В 1666 году он стал историографом Людовика XIV, пять лет спустя произнес панегирик королю во Французской академии; его подруга Мадлен де Скюдери вывела его в своих романах в образах Герминия и Аканта.

Несмотря на то, что госпожа Фуке-мать спасла жизнь королевы Марии-Терезы, которая подхватила в ноябре 1664 года инфекцию после трудных родов (врачи считали, что надежды нет, но Мари де Мопеу, умевшая лечить травами, смогла выходить роженицу, бившуюся в конвульсиях), она получила приказ немедленно уехать в Мулен, а жена Фуке – в Бурбонне. Базиля тоже отправили в ссылку: опала брата, которой он немало способствовал, оборвала его карьеру навсегда. Он умер в январе 1680 года – на два месяца раньше Никола.

Став арестантом, Фуке провел больше десяти лет в двух комнатках в башне Пиньероля, не видя никого, кроме охраны (слуг у него очень скоро отняли). Письма от жены ему передавали дважды в год. Однажды он увидел приписку, сделанную к одному такому письму рукой матери, и был этим чрезвычайно взволнован. «Записка от матери стала для меня чудом и реликвией, – написал он жене. – Ее рука тверже моей, она чрезвычайно добра к сыну, доставившему ей столько неприятностей… Я умоляю ее простить меня и каждый день, каждый час молю Бога о том, чтобы венец, заслуженный ею добродетельными страданиями, не увенчал ее до тех пор, пока мне не будет позволено припасть к ее ногам, чтобы меня разлучила с нею и с вами только смерть, которая не будет мне страшна, когда я исполню свой долг.»

С 1677 года режим содержания Фуке в Пиньероле смягчили: ему разрешили прогулки и свидания с родными или друзьями. Король даже собирался освободить больного старика, но тот скончался от удара 23 марта 1680 года на глазах у старшего сына, приехавшего его навестить. Его похоронили в семейной часовне Фуке при монастыре визитандинок в Париже. Мать пережила его на год: она скончалась в Париже 22 апреля 1681 года, в девяносто лет, любимая и почитаемая всеми. Госпожа Фуке прославилась своими талантами врачевательницы, ее призывали к больным и в лачуги, и во дворцы, но при жизни она всегда отказывалась публиковать рецепты своих снадобий. После ее смерти, однако, ее сын Луи Фуке, епископ Агда, издал «Лекарства мадам Фуке для врачевания задешево любых болезней, как внутренних, так и наружных, застарелых и до сих пор считавшихся неизлечимыми, испытанные оной дамой», и эта книжечка пользовалась большим спросом.

Детям преступников Людовик XIV не мстил. Луи Никола Фуке, ставший виконтом де Меленом и графом де Во, восстановил разоренный отцовский замок, когда его вернули владельцам. Шарль Арман Фуке стал ораторианцем и викарием Агдского епископства. Младший сын Луи Фуке, носивший титулы маркиза де Бель-Иля и барона де Виллара, сначала хотел вступить в Орден Иоаннитов, но передумал, потому что влюбился, и не стал приносить обеты, чтобы жениться на Катрин-Агнессе де Левис – вопреки воле ее родителей, чуравшихся опороченного имени Фуке. Пятно с этого имени удалось смыть внукам – Шарлю Луи Огюсту и Луи Шарлю Арману Фуке, избравшим для себя военную карьеру (чего в их роду доселе не бывало). Разница в возрасте между братьями составляла девять лет, первого друзья прозвали «Воображение», а второго – «Здравый смысл», однако младший, кавалер де Бель-Иль, погиб в совершенно безрассудной атаке во время войны за Австрийское наследство, а старший стал маршалом Бель-Илем, герцогом и пэром, кавалером ордена Золотого руна, принцем Священной Римской империи и военным министром.