Его настоящее имя – Якоб Либман Бер, он родился в Тасдорфе под Берлином 5 сентября 1791 года. Отец-сахарозаводчик умножил свое состояние выгодной женитьбой и считался богатейшим человеком в Берлине. Это был хорошо образованный человек, деятельный член Совета старейшин местной еврейской общины, делавший всё возможное для улучшения жизни своих единоверцев. Якоб был старшим из четырех братьев. Генрих проживет ничем не примечательную жизнь. Вильгельм станет банкиром и астрономом, устроив обсерваторию на крыше семейного дома в Тиргартене; в 1824 году он опубликует вместе с Иоганном Генрихом фон Медлером карту лунной поверхности. Михаэль будет сочинять успешные пьесы для театра, но преждевременно скончается в 32 года.

Мать семейства, Амалия, держала великосветский салон, который посещали ученые, литераторы, придворные и артисты. Маленький Якоб с детства знал величайших музыкантов своего времени. Ему наняли частных учителей, и с семи лет он обучался игре на фортепиано у придворного учителя музыки Франца Лауски, а иногда – у Муцио Клементи, когда тот бывал в Берлине. Первое выступление мальчика на публике состоялось 14 октября 1801 года: Якоб играл концерт для фортепиано ре минор Моцарта, а также вариации своего учителя; очень скоро он снискал репутацию блестящего пианиста. Уроки композиции ему давал Карл Фридрих Цельтер – учитель Феликса Мендельсона, и в декабре 1803 года Якоб Бер написал свою первую фортепианную сонату. Однако его уже тогда привлекала опера, и он стал учиться у Бернарда Вебера, дирижера Королевской оперы. Его первое произведение для сцены – балет-пантомиму «Рыбак и доярка» – сыграли в Королевском театре Берлина 26 марта 1810 года.

Якоб отправился в Дармштадт, учиться у аббата Фоглера вместе с Карлом Марией фон Вебером, с которым он крепко подружился на всю жизнь. Когда умер его дед по материнской линии, Якоб добавил к своей фамилии имя Мейер, полученное в честь деда, и стал Мейербером. Тогда же он торжественно поклялся матери никогда не изменять религии своих предков. В своих дневниках он всегда проставлял даты важных событий по еврейскому, а не григорианскому календарю.

Неудача в Вене первого зингшпиля «Два калифа» из-за малого числа репетиций вызовет у него впоследствии маниакальное стремление непосредственно руководить постановкой своих произведений. Тогда же, в 1814 году, Якоб намеревался сделать в Вене карьеру пианиста-виртуоза. Посетив концерт Яна Непомука Гуммеля, он был впечатлен талантом этого пианиста и обрек себя на затворничество в течение десяти месяцев, чтобы полностью переработать собственную технику. Решив, что готов, он дал свой первый концерт – и произвел сенсацию. Зато Бетховен остался недоволен нерешительностью Мейербера, участвовавшего в исполнении его симфонии «Победа Веллингтона» в качестве… ударника.

В декабре 1814 года Якоб впервые приехал в Париж и провел там почти год, посещая театры, концерты, музеи и библиотеки, после чего отправился в Лондон, а оттуда, по совету Антонио Сальери, – в Италию, где он побывал на представлении «Танкреда» Россини. Музыка Джоакино околдовала его. Как позже признавался Мейербер, «все мои мысли сделались итальянскими: по прошествии года мне казалось, что я итальянец по рождению. (…) Я не хотел, как многие думают, подражать Россини или писать на итальянский манер, но мне было необходимо сочинять в принятом мною стиле, потому что того требовало состояние моей души.» Россини был моложе его на полгода, однако Мейербер считал его своим учителем. Именно благодаря ему в его музыке появился мелодизм. Якоб сменил свое имя на Джакомо и объездил всю Италию вплоть до Сицилии, где он записывал народные песни. В марте 1824 года в Венеции представили его оперу «Крестоносец в Египте», имевшую огромный успех и поставившую его наравне с Россини. Через год эту оперу сыграли в Лондоне и в Париже, где на ней побывал прусский король Фридрих-Вильгельм III.

Едва насладившись успехом, Мейербер испытал большое горе: 27 октября 1825 года умер его отец. Согласно еврейской традиции, он должен был теперь, как старший в семье, обзавестись собственным очагом. Двадцать пятого мая 1826 года Мейербер женился в Берлине на своей кузине Минне Моссон, которой был 21 год. Два первых ребенка умерли во младенчестве, выжил третий – Бланка, родившаяся 15 июля 1830 года в Бадене.

Тем временем успех в Париже принес Мейерберу покровительство Луиджи Керубини, директора Консерватории, и знакомство с Эженом Скрибом, которое привело к плодотворному сотрудничеству. Их первым совместным произведением стала историческая драма «Роберт-дьявол» (1831) – один из величайших триумфов всех времен, – заложившая (вместе с «Немой из Портичи» Обера и «Вильгельмом Теллем» Россини) основы «большой оперы» с роскошными декорациями, балетами и хорами. Мейербера приняли в парижскую Академию изящных искусств и сделали кавалером Ордена Почетного легиона. Впрочем, Берлиоз написал, что для постановки «Роберта-дьявола» Мейербер заплатил руководству Оперы 60 тысяч франков из собственного кармана. Фредерик Шопен, однако, смотрел на дело иначе: «Мейерберу пришлось три года работать и платить из собственных денег за свое проживание в Париже, прежде чем удалось поставить „Роберта-дьявола”… Три года – это много, слишком много!»

Берлиоз также говорил, что Мейерберу не только повезло иметь талант, но и он обладал талантом быть везучим. «Роберт-дьявол» начал торжественное шествие по главным сценам Европы и Америки. В Берлине, впрочем, реакция публики оказалась более сдержанной, чем в Лондоне, один музыкальный критик написал, что «Мейербер никогда не сочинял хорошей музыки, не говоря уж о красивой»; Роберт Шуман тоже был неласков в своих отзывах. Зато Александр Дюма предложил модному композитору два новых проекта: опера «Разбойники» для Парижа и опера «Ветка тиса» для Берлина. Ни один из них осуществить не удалось, но Скриб написал либретто «Гугенотов».

Мейербер не спешил приниматься за новую работу: он боялся, что ему не удастся повторить успех «Роберта-дьявола». А тут еще тяжело заболела Минна. Врачи советовали сменить климат, и супруги уехали в Италию. Поняв, что не получит в срок новый шедевр, директор парижской Оперы Луи Верон пришел в ярость и пригрозил Мейерберу неустойкой в 30 тысяч франков. Композитор выслал ему эти деньги. Тогда же он побывал на «Норме» Беллини, которая произвела на него сильное впечатление. Вдохновляясь сочинениями итальянских коллег, он понемногу возобновил работу, так что в июне 1835 года начались репетиции «Гугенотов». С каждым певцом Мейербер проходил роль индивидуально, прорабатывая также хоры и ансамбли. Цензура потребовала внести в партитуру множество изменений, Скриб тоже просил подправить то одно, то другое, тенор Адольф Нурри требовал для своего персонажа любовный дуэт в конце четвертого акта (кстати, этот дуэт, не предусмотренный либретто, станет самым знаменитым отрывком из всей оперы). Премьера состоялась 29 февраля 1836 года, успех оперы затмил триумф «Роберта-дьявола». На постановку потратили 160 тысяч франков – астрономическая сумма для того времени. На сцене собрались целых семь выдающихся солистов. Каждому главному персонажу соответствовал свой инструмент или их сочетание; например, Марсель появлялся под звуки валторны, фагота и виолончели. Когда он исполнял гугенотскую песню, турецкий барабан и тарелки, вступавшие на счет «три», изображали свист пуль и грохот канонады. Кроме того, Берлиоз отметил еще одно нововведение – нечто среднее между арией и речитативом; впоследствии этот прием будет развит Вагнером.

В том же году Мейербер и Скриб начали работать над оперой «Пророк», а через год сделали первые наброски «Африканки» – для Корнелии Фалькон, исполнявшей партии Валентины в «Гугенотах» и Рахили в «Иудейке» Фроманталя Галеви. Однако певица потеряла голос во время представления «Страделлы» Луи Нидермейера. Мейербер сосредоточился на «Пророке». При этом он методично объехал всю Германию, чтобы проследить за качеством представлений «Роберта-дьявола» и «Гугенотов».

Несмотря на слабое здоровье, Минна родила еще двух дочерей – Цецилию и Корнелию. К парижской жизни она привыкнуть не смогла и окончательно поселилась в Берлине. К тревоге из-за разлуки с больной женой добавлялось раздражение из-за капризов примадонны Розины Штольц, состоявшей в связи с новым директором Оперы и отравлявшей своими интригами атмосферу в театре. Хотя «Пророк» был готов уже в марте 1841 года, Мейербер запретил ставить его в Опере и уехал в Берлин.

Там как раз взошел на трон новый король – Фридрих-Вильгельм IV, поощрявший эмансипацию евреев и разрешивший постановку в Берлине «Гугенотов», которых ранее запрещала цензура по религиозным соображениям. Мейербер получил из рук короля недавно учрежденную награду «За заслуги в области наук и искусств». Теперь композитор был музыкальным директором Королевской оперы и музыкальным распорядителем при королевском дворе – впервые еврей получил в Пруссии официальную должность. Он писал музыку к официальным мероприятиям, но не только: так, король заказал ему музыкальное сопровождение к пьесе «Струэнзе», написанной покойным братом Мейербера Михаэлем Бером. Когда в Королевской опере шли его произведения, Мейербер распределял свое жалованье и авторские выплаты между оркестрантами и хористами, поддерживая их материально. Он положил за правило, чтобы композиторы получали десятую долю от сборов, и старался построить программу так, чтобы в каждый сезон играли не меньше трех опер, сочиненных ныне живущими немецкими композиторами. В берлинской Опере интриги плел интендант, ставивший под сомнение достоинства Мейербера как дирижера и утверждавший, что тот «отдаляется от немецкого духа». Устав от всего этого, композитор попросил разрешения заниматься только организацией придворных концертов.

Тем временем в парижской Опере сменилось руководство, и новые директоры Нестор Рокплан и Анри Дюпоншель немедленно связались с Мейербером, намереваясь поставить «Пророка». Получив право самому выбирать исполнителей, Мейербер вернулся в Париж и взял на главные роли Полину Виардо и Гюстав-Ипполита Роже, полностью переработав партитуру и либретто, чтобы приспособить их к возможностям певцов. Но тут разразилась революция 1848 года. Репетиции начались только в октябре, растянувшись до апреля. Усилия Мейербера увенчались новым триумфом, ставшим кульминацией его карьеры. Десять первых представлений прошли с рекордными сборами, Мейерберу заплатили 44 тысячи франков за публикацию его партитуры – тоже рекорд. Надо отметить, что композитор пристально следил за всем новым, что появлялось в мире музыки, и первым ввел в оркестр бас-кларнет, тубу и саксгорны. Для восхода солнца в третьем акте «Пророка» использовали дуговую электрическую лампу – тоже новшество, хотя и в другой сфере. И вновь за успехом последовала боль утраты: в марте 1850 года скончался брат Вильгельм, к которому Джакомо был очень привязан.

Со всех сторон на него сыпались почетные награды и звания; прусский король заказал его портрет для галереи знаменитых современников; английская королева Виктория прислала ценный подарок. Если бы за деньги еще можно было купить здоровье! Каждое лето придворный композитор проводил теперь на бельгийском курорте Спа – именно там, а не в Берлине, ему впоследствии воздвигнут памятник. Но отдыхать не получалось, надо было выполнять заказы: «Факельный марш» по случаю свадьбы принцессы Шарлотты, хор «Фридрих Великий», кантата «Мария и святой Дух» на серебряную свадьбу принца Карла Прусского и принцессы Марии Саксен-Веймар-Эйзенахской, наконец, «Псалом 91» для соборного хора – самое известное религиозное произведение из сочинений Мейербера. Неудивительно, что работа над комической оперой «Северная звезда» растянулась на пять лет. Либретто написал Скриб, поместив действие в петровскую Россию. Репетиции начались в напряженной атмосфере накануне Крымской войны. Отношения с Россией быстро портились, и выводить на парижскую сцену русских многим казалось неудачной идеей. Лишь благодаря личному вмешательству Наполеона III премьера оперы состоялась 16 февраля 1854 года. Через четыре месяца умерла мать Мейербера. Скрепя сердце, он отправился в долгое зарубежное турне, чтобы проследить за постановками «Северной звезды» на других сценах.

На следующую комическую оперу, «Плоэрмельский праздник», тоже ушло пять лет, причем Мейербер чуть не поссорился со Скрибом, которому не понравилось, что его заменили Барбье и Карре – либреттисты Виктора Массе. Чтобы успокоить друга, Мейербер возобновил работу над «Африканкой». Премьера «Плоэрмельского праздника» состоялась в Париже весной 1859 года; за рубежом опера получила известность в итальянском варианте – «Динора», Мейербер поработал и над немецким вариантом. А 20 февраля 1861 года умер Скриб.

Мейербер впал в депрессию, чему способствовали всё более яростные нападки критиков и антисемитов. Утешение он находил только в семье; рождение внука Фрица преисполнило его радостью. Впрочем, брак его старшей дочери Бланки с прусским аристократом Эмануэлем фон Корфом оказался несчастливым, и композитору приходилось регулярно уплачивать крупные долги зятя, сделанные за карточным столом. А здоровье средней дочери Цецилии внушало опасения.

В 1862 году Мейерберу заказали марш для открытия Всемирной выставки в Лондоне, и ему пришлось пересечь Ла-Манш. Чувствуя себя в долгу перед Скрибом, он продолжал работать над новой версией «Африканки», называвшейся теперь «Васко да Гама», и закончил партитуру в конце 1863 года. Репетиции сильно его выматывали, так что он даже терял сознание. Тем не менее, он отправился слушать Малую торжественную мессу Россини в домовой церкви одного парижского аристократа; музыка воодушевила его и придала сил, что отметили Цецилия и Корнелия, приехавшие в Париж, чтобы ухаживать за отцом.

Ранним утром 2 мая 1864 года Мейербер скоропостижно скончался. Пришедший его навестить Россини узнал о смерти друга и упал в обморок. Вернувшись домой, он тотчас сочинил «Траурную песнь». Тело Мейербера отправили поездом в Берлин для захоронения на еврейском кладбище. Премьера «Африканки» состоялась только через год, в присутствии императорской четы.

При жизни Мейербер был невероятно знаменит, его ставили в один ряд с Моцартом и Бетховеном. Но после смерти его слава быстро поблекла, более того, он (не без влияния Вагнера) превратился в архетип бездарного музыканта, добившегося успеха сомнительными методами. Как говорится, так проходит мирская слава.